English   

Золотая туба мира

Светлана и Настя, студентки Пермского музыкального училища

 

Действительно, внешность у Клауса несколько экзотическая. Но подкупает он не этим. Из своего громоздкого инструмента Клаус на концертах в Перми умудрялся извлекать не только низкие звуки, как и положено по конструкции тубы, но и играть тонкую лирику. Некоторые мелодии по звучанию напоминали орган, какие-то — виолончель, а другие —человеческий голос. Палитра просто потрясающая. А пермский композитор Валерий Грунер, когда читал партитуру концерта своего однофамильца Йоахима из Германии, не мог понять, как из тубы вообще можно извлекать такие ноты. Наш корреспондент встретился с Клаусом и задал ему несколько вопросов.

 

— Экзотическая внешность принципиальна для вас?

— Да! Уже двадцать лет я ношу косички и хожу босиком в любую погоду. Я с очень большим уважением отношусь к святому Франциску, который был нищ, гол и всегда ходил босиком. Для меня это имеет еще и другое значение — от земли я получаю энергию. А косички на голове — это антенны, которые принимают энергию из космоса. Энергия, конечно, бывает и негативная, и позитивная. С негативной я борюсь всеми своими силами. У каждого человека тоже есть своя энергия, только мы её используем по-разному. В колыбельных песнях тоже есть своя энергетика. Йоахим Грунер, например, для каждого из своих трех детей написал специальную колыбельную. И под них они очень хорошо засыпали. А в Монголии женщины поют песни верблюдам, и, я сам видел, как эти животные плачут под песню. 

 

— А какие-нибудь неудобства в связи с внешностью вы испытывали?

— Да, и неоднократно. В Италии, например, меня постоянно останавливали полицейские, обыскивали и говорили, что по улицам городов по итальянским законам босиком ходить нельзя. Но отпускали, в полицейский участок не отводили. А в Перми я пришел в таком виде в какое-то учреждение, которое занимается организацией культуры. Охранники еле меня пропустили. Серьезных неудобств я не испытываю, но ноги мою часто, особенно когда прихожу в гости, где в квартире лежат хорошие ковры. 

 

— Вчера был ваш концерт. А сегодня с утра вы довольно свежи и бодры, хотя в России удачные концерты принято праздновать до поздней ночи. У вас что, большой опыт?

— Я чувствую себя просто прекрасно! Мы с Йоахимом Грунером успели привыкнуть в России к праздникам. У нас в Германии после тяжелого концерта тоже принято выпивать, но только пиво. Здесь же после пива пермский композитор Валерий Грунер нам предложили коньяк, много коньяка. А концерт был тяжелым только для меня, а для Йоахима всё уже позади. Ведь он написал эту музыку тридцать лет назад. Мне было очень сложно играть его по технике исполнения, Йоахим написал так называемую «двуязыковую» музыку, её практически невозможно исполнить, но я старался. Игра на тубе с переменой дыхания требует особой подготовки, а у нас на репетицию с оркестром времени было не очень много. Но я должен отметить высочайший уровень пермских музыкантов, особенно исполнение партии фортепьяно Виталием Коваленко.

 

— За тридцать лет, наверное, можно ко всему привыкнуть. Вы давно работаете вместе?

— Я впервые получил партитуру концерта, когда еще был студентом. А технику исполнения мне подсказал другой тубист, кое-что как композитор Йоахим добавил от себя, и потребовал от меня, чтобы я играл именно так. 

 

— Я не музыкант, наверное, поэтому мне всегда казалось, что на тубе невозможно играть лирику. А в концерте она прозвучала. Как такое возможно?

— Туба хороша для того, кто на ней много играет, и только такой музыкант может делать с ней всё, что хочет. Просто надо быть готовым открыть душу и сердце, идти на риск и много и прилежно работать над техникой исполнения. А ещё для игры на тубе надо обладать хорошим чувством юмора, силой, стремлением к борьбе и любовью. Бороться надо с собой, чтобы преодолеть все технические сложности. Здесь так же, как при восхождении на гору на высоту восемь тысяч метров. Нельзя останавливаться в лагере на высоте пять километров, надо обязательно двигаться дальше, чтобы преодолеть природу. У тубы бывают то очень низкие звуки, то очень высокие, переход от одних к другим сложный, он требует немалых усилий.

 

— В концерте звучали немного непривычные для духового инструмента вибрирующие звуки, напоминающие игру на воргане. Как удалось добиться этого?

— Это техника, которую я сам создал. Она напоминает игру на традиционном австралийском инструменте диджери-ду, это такая длинная труба. У неё шестнадцать видов колебаний разной высоты. И в органе главная труба настроена так, что она может издавать и очень глубокие, и очень высокие звуки с диапазоном в восемь октав. Туба, как говорится, довольно долго спала. Инструмент это молодой, он был изобретен только в 1840 году, и раньше от него не многое требовалось. И только к концу второй мировой войны туба «проснулась». Появились исполнители и композиторы, которые развивали технику и использовали потенциальные возможности инструмента из каких-то идеалистических соображений. И за двадцать лет было сделано намного больше, чем за предыдущие сто пять. Сейчас я использую тубу и как ударный инструмент. И противоречия в этом не вижу - скрипка тоже так может быть использована.

 

— В любом музыкальном произведении чувствуется то влияние природы, то влияние города. Музыку Хиндеминта, например, называют урбанистической. Как бы вы охарактеризовали концерт Йоахима Грунера?

— Он сам шутит, что его музыка скорее государственная, чем городская. Это построено на игре слов в немецком языке, когда «город» и «государство» звучат примерно одинаково. Музыка Йоахима больше «конструирована». И Виталий Коваленко отметил, что она более напоминает музыку современности — то замедляется, то ускоряется, то включаются какие-то шумы. Эта точная характеристика современности, в которой человек должен выживать. Наверное, по этой причине в Западной Германии музыка Грунера не воспринималась, там была своеобразная анемия государственности. И сейчас, после объединения, мало что изменилось. Я всегда очень завидовал восточным немцам — они могут писать и слушать музыку, которая идет от сердца. И с большим уважением отношусь к композиторам, которые ориентируются на Восток, — Шостаковичу, Стравинскому, венгру Бартоку, польским композиторам.

 

— Принято говорить, что архитектура — это застывшая музыка. А с чем можно сравнить саму музыку?

— Это цвет, соотношение цветов, их звучание. В музыке есть такое понятие, как квинта — это соотношение два к трем. Аспект не только философский, но и архитектурный. В строительстве такая пропорция является основной. И в религии так же. Существует триединство, в котором Бог-отец — это один, Бог-сын — два, Бог-святой дух — три. С точки зрения биологии главная составляющая ритма — это секунда, то есть удар сердца. Для меня хорошая музыка это такая, которая учитывает ритм в шестьдесят ударов в минуту. Есть, конечно, музыка, ориентированная на ритм в сто тридцать ударов в минуту, но она мне категорически не нравится. Музыка должна идти от сердца, а не от определенно настроенного метронома.

 

— Вы очень эмоциональны на выступлениях. А в оркестре зачастую музыканты играют с каменными лицами. Эмоции помогают или мешают?

— Когда я начинаю играть, я просто ныряю в музыку. И получается, что не я играю, а мной играют. Игра на тубе — это обмен энергией между музыкой и исполнителем. А многие оркестранты просто выполняют работу. Именно по этой причине я стал выступать как солист. Пусть я потерял в деньгах, но сохранил позитивную энергию. И каждый концерт для меня это не работа, а грандиозное событие. Так же, как и выступление в Перми.